Кремлевские небожители в нелицеприятном свете (из рассекреченных архивов)

В 1954-1965 годах в обязанности безликого бюрократа по имени Владимир Малин входило ведение записей на совещаниях руководства СССР. Его рукописные заметки, сделанные в толстой книге, похожей на гроссбухи, какими пользуются американские бухгалтеры, оставались засекреченными до прошлой недели, когда Российский государственный архив новейшей истории в Москве открыл к ним доступ.

Фото: Кремлевские небожители в нелицеприятном свете (из рассекреченных архивов)

Из документов видно, как президиум ЦК КПСС бьется, чтобы накормить собственный народ, а лидер, Никита Хрущев, добивается признания за границей, стремясь к конкурентоспособности с США. Заметки Малина являются важным дополнением к секретным магнитофонным записям, сделанным администрацией Кеннеди во время кубинского ракетного кризиса и показывающим ход мысли американцев в один из самых опасных моментов холодной войны.

Когда в июле 1958 года американские войска вошли в Ливан, чтобы стабилизировать местное правительство, Советский Союз опасался, что следующим шагом США будет вторжение в Ирак, где только что было свергнуто прозападное правительство. Говоря со своими коллегами Алексеем Косыгиным и Анастасом Микояном, Хрущев предложил послать президенту Дуайту Эйзенхауэру жесткое письмо, в котором вход в Ливан сравнивался бы с вторжением фашистской Германии в Польшу в 1939 году. Хотя Хрущев возглавлял коммунистическую партию, в этот момент он не всегда настаивал на своем.

Косыгин: Не следует ли нам заявить свою позицию по Ближнему Востоку, что у нас нет там материальных интересов?

Хрущев: Весь мир знает, что у нас нет никаких материальных интересов. Наши интересы ограничиваются одним пунктом, который совпадает с чаяниями стран всей земли: обеспечить мир на Ближнем Востоке, обеспечить независимость арабских стран, невмешательство и так далее. Это правильно.

Это письмо надо подготовить с позиций силы, полного понимания нашей силы и ответственности. Необходимо сказать, что мы делаем это заявление, так как не можем оставаться равнодушными, но не хотим решать эту проблему военными средствами.

Микоян: Я бы не упоминал Гитлера. Надо сказать, что все войны в истории показывают, что они могут привести к такому концу. Если мы упомянем Гитлера, это разозлит Эйзенхауэра. Если мы проведем здесь параллель с Польшей, они начнут нас преследовать. Если мы не упомянем Гитлера, каждый поймет, к чему приводят эти войны.

Хрущев: Ради компромисса я на этом не настаиваю.

К 1961 году Хрущев стал хозяином в президиуме ЦК — главном органе советской коммунистической партии, впоследствии называвшемся политбюро. Накануне своего первого и единственного саммита с президентом Кеннеди он проинформировал Кремль, что намерен пойти на конфронтацию с американским президентом по поводу западного военного присутствия в Берлине. Хрущев пояснил, что Москва должна добиваться закрытия воздушного коридора над городом даже при наличии риска войны.

"Наша позиция очень сильна, но, конечно, сейчас мы должны будем действительно напугать их. Например, если они будут летать, нам придется сажать самолеты. Могут ли они ответить провокацией? Могут. Но если мы не будем сажать самолеты, это будет означать, что мы капитулируем. Политика есть политика. Если мы хотим проводить свою политику и если мы хотим, чтобы нас признавали, уважали и боялись, надо быть твердыми".

В 1961 году Хрущеву не удалось запугать НАТО и заставить альянс уйти из Западного Берлина. Раздраженный решимостью Вашингтона, Хрущев в январе 1962 года заявил своим коллегам, что сейчас не время ослаблять давление на США.

"Мы должны увеличивать давление, не впадатьв спячку, и, усиливая, мы должны дать оппоненту почувствовать усиление. Но последняя капля не должна переполнить чашку. Это как мениск, который, по закону о поверхностном натяжении жидкости, возникает, чтобы жидкость не переливалась через край. Такова наша политика: у стакана вина всегда должен быть мениск. Потому что, если у нас нет мениска, мы позволяем противнику спокойно жить. Мы не должны это допускать, но и не должны сами идти на провокации".

Хрущев не знал наверняка, какую роль в его стратегии будет играть Кеннеди. Он чувствовал, что у американцев антикоммунистические настроения гораздо сильнее, чем у их президента.

"Это способный молодой человек, надо отдать ему должное. Но он не может ни возразить американской общественности, ни повести ее за собой".

Во время официального визита в Болгарию в 1962 году Хрущеву пришла в голову мысль о развертывании ядерных ракет на Кубе. Стратегия мениска проваливалась, и Хрущев считал, что пока США чересчур уверены в себе, достичь двустороннего соглашения невозможно, и союзники в третьем мире, особенно Куба под руководством Фиделя Кастро, будут уязвимыми. Вернувшись в Москву, Хрущев удивил своих коллег, предложив, как это конспективно выразил Малин, "наступательную политику".

Прийти к соглашению с Кастро, заключить военное соглашение о совместной обороне.

Развернуть ядерные ракетные вооружения.

Доставить их тайно.

Затем объявить: ракеты будут под нашим командованием.

Это будет наступательная политика.

Но русские не смогли доставить ракеты тайно. Операция была проведена лишь наполовину, когда ее обнаружили американские самолеты-шпионы. 25 октября, когда американский флот осуществил блокаду Кубы, Малин зафиксировал решение Хрущева отступить, чтобы избежать атомной войны. У Хрущева было мало причин для радости, но он чувствовал, что его уловка напугала Белый дом.

"Американцы говорят, что ракетные пусковые установки на Кубе должны быть демонтированы. Может быть, это надо сделать. С нашей стороны это не капитуляция. Если бы будем стрелять, они тоже будут стрелять. Нет сомнений в том, что американцы струсили.

Мы привлекли к Кубе внимание всего мира. Столкнулись две системы. Кеннеди говорит, чтобы мы забрали свои ракеты с Кубы. Мы отвечаем: "Дайте нам твердые гарантии, обещание, что американцы не будут атаковать Кубу". Это неплохо.

Мы должны позволить противнику почувствовать себя в безопасности и получить гарантии в отношении Кубы. Не надо доводить до точки кипения. Мы можем нанести США поражение с территории СССР. Куба больше не будет тем, чем была раньше.

Они, американцы, грозят экономической блокадой, но США не будут атаковать Кубу. Нам надо не усиливать напряженность ситуации, а проводить разумную политику. Так мы усилим Кубу и спасем ее на два-три года. Через несколько лет США будет еще труднее иметь с ней дело.

Надо играть, но не отыгрываться, не терять голову. Инициатива в наших руках, и бояться не надо. Они начали и испугались. Война нам не выгодна. Будущее зависит не от Кубы, а от нашей страны".

Хрущев также пояснил, каким образом это решение надо сообщить Кастро.

"Что-то нам удалось, а что-то нет. Сегодня ситуация позитивна. Что в ней позитивного? Внимание всего мира приковано к Кубе. Ракеты сыграли свою положительную роль. Пройдет время. Если будет надо, ракеты появятся там снова".

Ракеты убрали, и СССР больше не пытался ввезти их. Однако у себя в стране Хрущев не отказался от импровизаций и запугивания. Спустя два года коллеги отстранили его от власти.