Программист как особый подвид гомо сапиенс

Одна из немногих отраслей, в которой в последние годы в России был отмечен бурный рост и продукция которой активно экспортируется, не будучи при этом ни энергоносителем, ни вооружением, — это информационные технологии, производство программного обеспечения.

Мы попытались выяснить, что за люди работают в этой отрасли, какие их сегодня подстерегают проблемы, что ждет в будущем. Для этого мы обратились к декану факультета информационных технологий Санкт-Петербургского государственного института точной механики и оптики Владимиру Парфёнову. По его мнению, наши программисты претендуют ни много ни мало на то, чтобы с них писать положительные образы в современном российском искусстве, а основная угроза дальнейшему развитию отрасли — кризис системы образования и недостаток квалифицированных кадров.

--------------------------------------------------------------------------------

— Программист в сознании обывателя — совершенно особая профессия. Это люди, которые благодаря собственным неординарным интеллектуальным способностям могут достаточно быстро достичь очень многого в современном мире — и также не мало заработать. Кто же, на самом деле, современный российский программист?

— Все разговоры о программистах и та аура, которая существует вокруг них, начались в конце 80-х — начале 90-х гг. Тогда началось бурное развитие компьютерных технологий — не в части техники, а в части программного обеспечения. Возникли сетевые технологии, Интернет... Потребовалось большое число специалистов. Процесс этот был в достаточной степени уникальным. Возникающие технологии в известной степени обесценивали знания людей зрелого возраста. И это была одна из редчайших областей, где очень молодой человек мог достичь профессионального успеха. Профессиональная работа и самореализация начинались уже чуть ли не с 20 лет, что невозможно, например, в медицине, невозможно, если вы конструируете подводную лодку, автомобиль.

Появилась огромная потребность в программистах, и в США в них вербовали буквально всех, кто хоть что-то в этом понимал. Люди оканчивали краткосрочные курсы, после чего получали огромные деньги, потому что был большой недостаток в кадрах. Из-за того же недостатка кадров часть работ стали передавать в другие страны — в основном в Индию, а также в Ирландию, Израиль и др. — так называемое аутсорсинговое (оффшорное) программирование.

Потом, как известно, в начале наступившего века разразился кризис, рухнул раздутый рынок Интернет. В США были проведены массовые увольнения из сферы информационных технологий. Американские компании стали еще более интенсивно передавать разработку программного обеспечения в другие страны.

Как показывают исследования, сокращенные места не восстанавливаются. Судя по публикациям, более 80% людей, работающих в отрасли ИТ в США, недовольны своей работой, своим положением. То есть жизнь там сейчас отнюдь не так безоблачна, как нам кажется отсюда. Большая проблема, например, — устроиться на работу выпускнику, окончившему вуз по компьютерной специальности.

— Ну а как с этим обстоит дело у нас?

— У нас же в начале 90-х как раз рухнула наша огромная страна, и мы остались в очень тяжелом положении. Работы не было, потому что советские программисты в основном работали на военные заказы. С другой стороны, открылась граница, и с Запада пришли совершенно новые технологии. Приходилось переучиваться, потому что отставание в области компьютеров было огромным.

Крупные ученые в области теоретической информатики — то, что на Западе называется computer science, — в начале 90-х в основном уехали из нашей страны. Это нанесло колоссальный удар по теоретической компьютерной науке, и сейчас у нас с этим очень большие проблемы — остались буквально единицы ученых.

Оставшиеся люди — советские программисты — частью пошли в другие сферы деятельности, частью стали искать новые заказы. В Москве с самого начала были такие государственные заказы на разработку программного обеспечения — Сбербанк, Федеральное собрание, МВД, ФСБ и т.д. У нас в Петербурге не было вообще ничего — одна мэрия, которая никаких значимых заказов дать не могла. Оставался один путь — организовывать фирмы здесь и искать заказы на Западе.

В Петербурге тогда стали появляться первые фирмы — без всякой поддержки. Многие из них начинали с того, что было два компьютера и три программиста в двух комнатах снятой квартиры.

Что касается, например, Индии, то там условия были совершенно другие: была поддержка государства, не было проблемы английского языка... Мы же стартовали даже не с нулевого, а с отрицательного уровня. Однако выстояли. В середине 90-х стало ясно, что такие фирмы появляются, они имеют заказы, у них работают по несколько десятков сотрудников.С тех пор развитие пошло довольно интенсивно.

По разным оценкам, количество программного обеспечения, которое российские фирмы продают сегодня на Запад составляет 240 млн. долл., 600 млн. долл., 400 млн. долл.

— А кризис на нас не отразился?

— У нас действует несколько тенденций, которые помогают нам неплохо развиваться. Во-первых, к нам идет поток «аутсорсинга», тем более что в Азии есть проблемы, которые нам «способствуют» — сначала атипичная пневмония, теперь куриный грипп... Американский и европейский заказчики не любят ни пневмонию, ни грипп. Некоторое время назад были трения между Пакистаном и Индией. В Израиле — постоянные взрывы. А у нас, наоборот, началась какая-то стабилизация...

Другой процесс — как-то оживилась наша промышленность, и выяснилось, что она тоже может делать заказы. Причем если раньше военные заказы выполняли госструктуры, то сейчас этих структур просто не существует или там не осталось людей, которые способны выполнить эти заказы. Разработка программного обеспечения сегодня — на 90% частный бизнес.

— Каким образом небольшим российским фирмам удается выживать и конкурировать на мировом рынке?

— Фирмы, которые занимаются у нас разработкой программного обеспечения, объединились в ассоциации, чтобы продвигать себя на Запад. Например, в Петербурге дейтствует ассоциация «Форт Росс». Продвижение отдельных фирм — проблемно, так как у нас они все были очень маленькие. Каждый создавал свою компанию с нуля и не хотел ни с кем объединяться — даже, если это принесло бы выгоду.

— А многие разорились?

— У нас в Петербурге на моей памяти практически никто. То, что угрожает этим фирмам сегодня — результаты развала системы образования. Нужны очень квалифицированные и работоспособные люди. Ведь они конкурируют не с американцами, которым нужно много платить, а с китайцами и индийцами, которые готовы работать больше за меньшие деньги. Мы уже прошли тот этап, когда у нас все было дешево.

Образование потерпело крах, все тесты и независимые опросы говорят о том, что наш школьник становится все слабее и слабее. А вузы вообще остались в непонятном положении. У нас доцент получает сейчас в месяц около 3 тыс. руб. чистыми...

— Хочу уточнить: до кризиса 90-х гг. у нас было программистское образование достаточно высокого уровня, или же проблема в том, что его пришлось в этих тяжелых условиях создавать?

— В советское время оно было, и на хорошем уровне. Единственное, у нас был крен — но так было, возможно, и во всем мире — на подготовку специалистов, которые будут конструировать машины, а не создавать программное обеспечение. В 90-м году оказалось, что машин мы делать не будем, так как здесь мы безнадежно отстали. Нужно сделать ставку на программное обеспечение, сети, информационные управляющие системы и т.д.

Многие крупные ученые уехали, а когда стал создаваться российский бизнес информационных технологий, он, естественно, всех «боевых» людей, которые сами могли что-то делать, забрал к себе из вузов. В вузах просто никого не осталось. Люди там стали стареть, а область такая, что возраст здесь находится в противоречии с ее интенсивным развитием. Это же не медицина, где так важен опыт, приобретаемый только с годами. Поэтому именно компьютерное образование оказалось в наиболее тяжелом положении. И сейчас в программистские фирмы идет толпа необученных людей.

— В чем вы видите выход?

— Выход один — в развитии сетевых технологий, когда небольшое число высококвалифицированных специалистов учит большие массы студентов. Мы в университете ИТМО их разрабатываем. У нас создан единый центр, где практически все предметы лежат на серверах и студенты могут смотреть там конспекты лекций, решать задачки и т.д.

Сейчас еще молодежь пошла специфическая — не только у нас. Настрой на работу, интерес к точным наукам снизились. Вероятно, нужно иначе подходить к подготовке специалистов. Проводить специальный отбор в приоритетные отрасли. Вводить какие-то особые правила игры... Обучить на те деньги, которые дает сейчас государство, невозможно. Вероятно, должны быть кредиты на образование. А значит, должны быть перспективы.

— Раз в фирмы сегодня идут недоученные специалисты, вероятно, им приходится заниматься дополнительной подготовкой кадров?

— И это есть. Фирма «Reksoft», например, набирала и доучивала студентов. Потом те шли к ним работать. «SoftJoys» — кажется, у них есть договор с физфаком — набрали и учили по вечерам, за свой счет... Таких примеров много.

— Речь идет о взаимодействии фирмы и вуза?

— Примерно так. Петербургский Центр разработок Motorola работал с ЛЭТИ и с Политехом. Они давали какие-то деньги, вузы отбирали некоторое количество ребят, и те на 5-6 курсе учились по специальным программам с курсами, которые были поставлены на деньги «Моторолы».

Какие-то фирмы пытаются поставить отдельные курсы: дают 2-3 тысячи долларов и пара преподавателей начинает что-то читать. С одной стороны, это не плохо, но это абсолютно не системный подход.

Необходима централизация — но, конечно, не такая, чтобы всё было в одном месте, потому что должна быть конкуренция... Нужно объявить определенную политику, что Санкт-Петербург является неким центром российского программирования. Это, вроде, объявлено, на стрелке Васильевского острова открылась первая очередь крупнейшего инновационного центра компьютерных технологий университета ИТМО, на открытии присутствовала губернатор Валентина Матвиенко. Но об этом надо говорить и писать больше.

Чем каждому вкладывать большие деньги в доучивание своих кадров, легче и дешевле на эти деньги всё-таки обучать людей в вузе — более централизованным способом. Случайная помощь тоже погоды не сделает — должна быть предложена организационно-финансовая схема. Фирмы, может, и готовы принимать участие, но должны быть какие-то гарантии, что человек придет к ним. Сейчас все лучшие кадры уже трудоустроены... Фирмы стараются еще привлекать талантливых людей из регионов: там, кстати, развал системы образования был меньше, потому что некуда было уходить. Происходит повторение мировой схемы, только в масштабах России.

Развивать отрасль ИТ —это же очень выгодно. Программного обеспечения мы продаем на 400 млн. долл. в год, а в другой конкурентоспособной области высоких технологий — военной технике — в минувшем году было продано на 5 млрд. (но это, говорят, был пик, а дальше будет меньше). Разница есть, но в военную отрасль в советское время деньги и силы вкладывались огромные. Задействованы сотни тысяч людей, тратятся огромные энергетические ресурсы... А в области разработки программного обеспечения в стране занято 15-20 тысяч человек, работающих без всякой поддержки государства.

— Но все-таки программирование — такая сфера, где очень большую роль играет самообразование и собственный интерес человека, который проявляется еще в школе...

— До сих пор мы стоим и не рухнули окончательно именно за счет этого. Если бы не концентрация наиболее способных к самообразованию абитуриентов на этих специальностях, то всё было бы гораздо хуже. Однако это не исключает того, что и базу надо какую-то дать.

Потом молодежь нужно всё равно как-то мотивировать. Чтобы они чувствовали, что они здесь не брошены, что есть такая отрасль, которая будет отбирать лучших. Должны быть какие-то гранты... Не в деньгах дело, а в создании определенной моральной атмосферы. В кино мог бы появиться некий положительный пример программиста — как при советской власти создавались образы физика, космонавта, подводника... И здесь надо — не навязывать, но, по крайней мере, рассказывать. Нужно ставить высокие цели — готовить специалистов высокого уровня, которые хотели бы чего-то достичь...

— А какие сейчас существуют альтернативные возможности получения программистского образования, возможно, платные?

— Помимо платной формы обучения в обычных вузах, есть всевозможные платные курсы подготовки на сертификаты Microsoft, Oracle, Cisco — но это уже высшая ступень. Проблема в том, что становление разработчика программного обеспечения — это 10-11 классы, 1-3 курс. В этом возрасте вообще всё это легче воспринимается, его и нужно использовать. А провал у нас именно на уровне базовой подготовки. В трети школ города нет учителей информатики... А в вузах 1-3 курсы провальны. Во-первых, сейчас введены такие образовательные стандарты, что именно на 1-3 курсах нет практически никаких компьютерных дисциплин. Поэтому нам в нашем университете ИТМО пришлось ввести для желающих дополнительные вечерние курсы по этим языкам программирования, алгоритмам и пр. Во-вторых, не хватает квалифицированных преподавателей.

— А сотрудники фирм не спешат совмещать работу с преподаванием?

— Мы этот этап тоже прошли. Лет пять назад мы стали сотрудничать с фирмами, и первоначально была идея, что они будут кого-то присылать и вместе будем учить. Но никто в результате не пришел. И вполне понятно. Работа там напряженная. На то, чтобы готовить еще какие-то курсы, сил не остается.

— Как считаете, удастся нам обогнать Индию по объему производства программного продукта?

— Мне кажется, что нет. У нас сейчас исчерпаны ресурсы, скоро появится проблема с людьми. Сейчас падение рождаемости. А те поколения, когда была большая рождаемость, мы, к сожалению, потеряли. Их надо было учить. Впрочем, это проблема не только для программирования, но и для других отраслей.

Беседовал Александр Алексеев, ИА «Росбалт»