Дамочки и тётеньки на встречных курсах. Новые женские книжечки как проездное чтение

Такое впечатление, что это написано в разных странах
Одна должна называться Москлевкой, состоять из одной центральной магистрали, на которой многоэтажные, сверкающие конторы чередуются со столь же многоэтажными отелями, ресторанами, саунами, бассейнами, меховыми и ювелирными магазинами. В этой стране нет городского транспорта и вокзалов (только аэропорты), нет неприятных людей и запахов (а только ароматы), ну, в худшем случае, есть какие-то не совсем правильно постриженные бандиты.

Авторесса сочинения "Casual" (типа "повседневное") Оксана , называющая себя странной фамилией Робски , не скрывает пренебрежения к остальной российской жизни, начинающейся за пределами Рублевского шоссе и продолжающейся аж до Тихого океана. Собственно, эта ее прямолинейная откровенность и заставляет дочитать книжечку до конца. Перед нами быстрое чтиво про бойкую дамочку из дачно-буржуйского квартала, быстро потерявшую мужа, быстро заведшую свое дело, — с сывороткой из-под простокваши, потом быстро нанявшую киллера для мщения за своего бывшего, потом быстро разочаровавшуюся в киллере, потом в его любовнице, потом чуть было не убившую самостоятельно действительно убийцу мужа... Вся эта стрекотня в стиле маленького секса в суетливом городе или небольших мастериц в маленькой деревне не успевает даже возмутить, потому как быстро заканчивается. Никакого отношения ни к реальной жизни, ни к литературе она не имеет. Однако, думаю, что в вагонах метро, переполненных согражданами, в тех самых вагонах, о существовании которых категорически забыла быстротрепливая авторесса, вспомнят о ней с благодарностью. Особенно, если приходится ежедневно пересекать большую столицу (а не Москлевку) под землей из конца в конец и не хочется упираться глазом в замусоленную манжету, торчащую из-под соседней куртенки. Какие самые сильные чувства может породить это чириканье? Ну ведь и зараза же — вся Москва у нее была в Куршавеле. Что это за проблема — филиппинская прислуга и правильный массаж? Но...

Ваша жена, измученная работой и дорогой, не покупает глянцевую лабуду, чтобы перелистать на диване? Это такой жанр типа индийского кино, бразильского сериала . Типа сказочек для щекотки, газированных врак. Теперь в столицах глянец больше, чем глянец. Не зависть и не вживание в фантомы недостижимого виной, а только радость от легкой щекотки. Правда, есть разница. Этические параметры в массовой продукции, получаемой нами из развивающихся краев, тех краев, где рожают восемнадцать человек в хижине и горбатят спины от рассвета до заката, там (а не у нас) заданы очень жестко. У наших же все плавает. Как-то не очень "хоть кого" жалко героине повседневности — вдовушке мужа убиенного, как-то легко она сговаривает приятеля порешить подозреваемого бандюгу, а потом быстренько собирается и сама глушить настоящего убийцу. И на фоне этой этической легкости, даже мрачновато-туповатого легкомыслия, все благородные порывы обустройства любовницы покойного мужа, ее ребенка, коммерческие идеи и бесчестные партнеры с конкурентами выглядят уж совсем неубедительно. Как ни крути, на фабриках по производству разных там барби свои правила и законы. А у нас все получаются уродцы типа куклы-пупса артикул номер восемнадцать, без глаз.

Московская таксистка Раиса Белоусова, откровенно рассказавшая в своих записках о собственных и общечеловеческих ночных приключениях на улицах и в подъездах столицы со своей неказистой повседневностью, недопитым пивом, недоплаченными, обманутыми девками, выглядит на фоне рублевской конечно же предпочтительнее. В ее книжке "Ночная таксистка" нет никакого сквозного сюжета, кроме собственной, небогатой жизни, своего ребенка, своей семьи. Мечется, натужно и грубо шутит, лишь бы вывернуться, подзаработать и при этом не напороться на случайный нож, на беглого каторжника. Но в этой книжечке, напечатанной на желтенькой бумаге, столько кровавеньких, щемящих кусочков правды про разных прохожих: трезвых, обиженных, обозленных, радующихся, вспоминающих, несмешно шутящих, раздувающих щеки, агрессивных, злых, пьяных... В этих диалогах тетеньки за рулем с навязчивыми кавалерами, недоверчивыми джентльменами, любопытными иностранцами столько вперед предсказано — про город, про страну и про то, как внутри голов наших что-то серьезное меняется, как мы начинаем понимать окружающую жизнь, — что эта квазилитература затягивает пуще самого аппетитного глянца. Не могу удержаться, чтобы не вывалить хоть фрагментик из этих монологов. Вот один уродик говорит по мобиле:

"Понимаешь, я перед тобою полностью честен. Я по экономике сейчас не буду говорить, а разгильдяйством я никогда не занимался, меня бы отец зарезал. Вот, а то, что мы сегодня выпили с этим товарищем, так за информацию. Эта информация прямо со мною, если хочешь в этом разобраться. Ну и слава богу. Мы на доверие выползаем или нет? Значит все тогда, я так понял? Ну, все тогда. Господи! О чем разговор тогда? Ты всего лишь учительница, какие проблемы тогда? Я тебе расскажу о своем масштабе, твоя работа примерно два процента от моего масштаба. Твой ВВП два процента от моего валового продукта. Лапочка моя, я понял, что ты не хочешь меня видеть, все, понял".

Увлекает, но понятно, что есть текущие аналогии. Физиологические очерки в прессе нашей, уже считающей себя литературой, как показывает практика — когда-то еженедельной "Столицы", а теперь цветного, в жанровых снимочках "Большого города", — никуда не выводят. Глянец катит баранки сюжетов, а физиологическая журналистка — мусорные горы супер-правдухи. Концы не сходятся, литература почти не вытанцовывается. Потребитель глянца и потребитель очерков — один человек. Он мечется от одного к другому, тошно глотать сверх нормы одно и другое: там форма сверкает, технологично сработанная набившей ручку на курсовых сценарных работах девушкой Робски, здесь натура прет подробностями, как запахом от лифта... Над банальностью вымысла и правдой цитаты он обливается одними и теми же, супер-лайт слезами. Дамочки и тетеньки — творцы квази-литературы — сквозят мимо, по встречной, но курс у них общий. Это такой издательский заказ — на чтиво. Ничего плохого. Существенна ли для вас разница между таксисткой и богатой вдовушкой с Рублевки? Одна душой болеет, но дел по горло... Другая душой болеет, сопереживает, но тоже — мимо едет. Одна — из Москволевки, другая — из огромнейшей, разлапистой Москвищи. Сколько же городов в нашем городе... И всюду неметено, неметено.

Алексей Токарев

Автор Любовь Савицкая
Любовь Савицкая — заместитель генерального директора ООО "Правда.Ру" *