Пластиковая еда литтехнолога

Предисловием к "Священной книге оборотня" Виктора Пелевина служит самоуничижительная рецензия-отзыв, публикуемая под гроздью псевдонимов, символизирующих милицию, филологическое сообщество, а также отвязных ведущих популярных телепрограмм

Не исключаю, что кто-то доволен. Кто-то в этом варится, а кто-то не ел этих морских рулетиков с йодом — выморочной москваяпонскости, — всю жизнь, тем ни менее, дотянул до глубокой старости. Кто-то и Интернета в глаза не видел, а байк лисапедом называл, сказки читал детям про лисичку-сестричку, а никаких таких девок с Тверской в машину пачками не запихивал. Таких "кто-то", почти уверен, большинство. И это большинство в своем праве всякую печатную дурнину про разврат с выражениями вовсе не читать. А меньшинство в праве читать и восторгаться загадочностью и философичностью прикольных баек литтехнолога Пелевина.

В сущности, до смешного простая рецептура. Развернешь газету вширь: слева крутых "ментов" за беспредел топчут, справа про британских парламентариев толкуют, которые требуют запретить всяким лордам на лис охотиться, а внизу про московских девочек-бабочек, которые на Тверской стоят, ублаготворению развратников потворствуют. Вроде и "стремно" обсуждать всю эту ерунду, но отчего же не почитать, ежели в обрамлении ссылок на писателя Мураками, восточных философов, да еще вроде в издевательской, автопародийной манере все это автор складывает и все время вокруг себя крутится — как лисичка за хвостом. Жалко, иллюстраций в сказочке нет.

Кроме истории страсти лисички-оборотня и генерала-волчка, а также многочисленных иронических разоблачений околокультурных реалий постсоветской практики, роман Пелевина содержит массу обрывочных сведений о восточной и западной культурах, полупережеванных, но не осмысленных благодаря воспаленному, но неадекватному воображению автора. Ненависть его к окружающим реалиям можно было бы и разделить, если бы и сам автор не способствовал своим текстом умножению мертвечины. Чем заняты его герои?

Хитрая лисичка, торгует собой на панели, а потом вводит в транс жертвочку, заставляя ее самоудовлетворяться на всякий извращенный манер. Остренько! Коварный волчок, все же овладевший гипнотической лисичкой, впадая в транс, обнаруживает нефтяные месторожденьица в сибирских глубинах — ЮКОС-ПУКОС — шутит автор, — для поддержки всеобщих государственных штанов. Забавненько, пародийненько, автопародийненько, корчится реальность в ироническом зеркале, и автор заодно — на заднем плане передовой. А может, никаких лисичек и не было, и никаких волчков-оборотней.

Честно говоря, разбираться с этим нагромождением натужных фантазий не очень-то и приятно. Просто хотелось бы хоть как-то разобраться в намерениях автора, настойчиво рекламируемых как добрые. А вдруг и он на самом деле чувства добрые своею лирою будил-недобудился?

С этими разоблачаемыми графьями-охотниками до лисиц, издыхающими под куполом главного российского храма, с чекистами-извращенцами, гипнотическими проститутками и столь нелюбимыми автором политтехнологами, а также Интернет-колумнистами. Представьте чистенького лицеиста, мальчика-отличника, начавшего на почве переутомления вставлять в свою простенькую, правильную речь — не диалоги с одноклассниками, а ответы на уроке, — самые грязнейшие матерные выражения, даже не выражения, а отдельные слова, выпадающие из контекста — как сами знаете что, сами знаете, откуда. Тогда вы поймете природу того омерзения, которое вызывают в гладеньком, плоском, бумажненьком контексте Пелевина многочисленные генитально-дефекационные определения и уточнения.

Литтехнолог Пелевин, в сущности, существо домашнее и утонченное, инфантильное, прикрытое от стыда темными стеклышками очков. Его лирическая, пластиковая матерность не имеет никакого отношения ни к культуре, ни к языку, а только к субкультуре, так называемому, "аэропорт-арту". Возьмите в руки страничку литературного, например, шукшинского текста, такого современного и живого, такого настоящего, вовсе не диетического и положите рядом с этой пелевинской непропеченостью... Что и говорить.

Если ненавидимая Пелевиным околовсяческая тусовка — главная его аудитория, то никакого литературного качества, никаких характеров и не надо. Что же касается видимостей литературы, традиции, мифологии, то игра с ними — род компьютерной бродилки. Изобретение города Нефтеперегонска с подмигиванием достоевскому Скотопригоньевску - шутка вполне смердяковская.

Пелевин мог бы быть отвратителен. Возможно, сам и мечтал о собственной отвратительности. Но этическое измерение в его литтехнологических блюдах не разоблачается, не высмеивается, его просто не предусмотрено. В авторе и героях этих литтехнологических бизнес-ланчей нет дьявольской гордыни или интеллектуального высокомерия, только многочисленные полураскаянья — в неполноценности. Не получается всерьез — ни грешить, ни каяться. Все остается на уровне оперативной памяти, на уровне скорого насыщения, примитивного удовлетворения, от которого только хуже — и героям, и автору.

Лисье кружение за курочкой, игра в догонялки за страстью — это все тот же бесовский пробег к пропасти. Но и пробег ничем не заканчивается — обернутся в свинью не вышло, приходится прозябать в позоре, разворачивая утренние газеты в поиске новых приколов. Справа, например, азербайджанцев убили на рынке скинхеды, а слева , напротив, мусульманка негритят родила. Что из таких новостных рядов сможет синтезировать литтехнолог, можно легко себе представить. Очевидно лишь, что сама себя порождая, эта культура гомункулюсов саму себя и пожирает. Приходится лишь сожалеть об энергетических затратах.

Алексей Токарев

Фото с сайта Виктора Пелевина