Сенсация. В Петропавловской крепости захоронены останки не семьи Романовых, а безымянных жертв гражданской войны

Ученые из США и России обнародовали результаты новых исследований, на основании которых они утверждают: в Петропавловской крепости летом 1998 года были похоронены останки не семьи последнего императора России, а безымянных жертв гражданской войны.

Выводы исследований десятилетней давности, послужившие доказательством "подлинности" найденных под Екатеринбургом останков, не могут считаться корректными, поскольку за прошедшее время сам метод, при помощи которого исследовали ДНК костной ткани из захоронения, был признан ошибочным.

Сенсационные выводы обнародовал американский ученый, доктор Стенфордского университета Алек Найт. Он проводил совместно со специалистами Российской академии наук и еще двух научных центров исследование останков царской семьи перед тем, как они были торжественно захоронены в Петропавловском соборе Петербурга. Как пишет Daily Telegraph, Найт получил исчерпывающие доказательства того, что останки не принадлежат членам дома Романовых. Такой вывод он сделал, сравнив анализ генетического материала, взятого из пальца великой княгини Елизаветы Федоровны, с ДНК найденных под Екатеринбургом останков, которые исследовали английский ученый Питер Гилл и заведующий криминалистической лабораторией Института молекулярной биологии РАН Павел Иванов. Именно на основе заключения Гилла был сделан вывод, что останки принадлежат членам царской семьи. Палец, который исследовал Найт, хранился в нью-йоркском доме епископа Энтони Граббе — председателя ныне не существующего Православного палестинского общества.

Павел Иванов отвергает выводы Найта, утверждая, что участники альтернативного исследования проводили его "не помыв руки" либо палец не принадлежал великой княгине. "Откуда они взяли этот палец Елизаветы Федоровны, который в итоге подвергли исследованиям? И если ДНК сестер не совпадают, так, может, это означает, что палец вовсе и не принадлежит Елизавете. Почему же они не взяли для своего исследования кровь принца Филиппа, герцога Эдинбургского, который является внуком другой родной сестры императрицы Александры Федоровны — Виктории?", — заявил он.

Ошибается ли генетика?

Из интервью П.Л.Иванова газете "Известия".

- Молекулярно-генетические исследования — само словосочетание, уместное в научной беседе, кажется не очень совместимым с судебной медициной, представление о которой большинство из нас, к счастью, имеет лишь по кино и телефильмам. Что молекулярные генетики делают в ней?

- В ходе расследований нередко требуется процесс идентификации, когда устанавливается тождество каких-то частей определенному предмету или организму. Эта проблема решается разными способами. Традиционно этим занимается криминалистика: например, трассологическая экспертиза устанавливает соответствие пули оружию или следа клинка самому клинку. Молекулярно-генетическая идентификация — это новый метод, который развился в недрах биологической науки. По смыслу он не отличается от криминалистической идентификации, иной лишь по методу. — Но в криминалистике довольно давно используются биологические методы — скажем, определение принадлежности крови или иных биологических объектов. Зачем понадобились исследования на молекулярном уровне?

- Традиционная биологическая экспертиза — это определение группы крови, других биохимических маркеров. Скажем, можно определить, какие группы крови могут быть у детей от конкретных отца и матери — все возможные комбинации известны. Но эти данные могут дать лишь два ответа: исключается, что это ребенок от этих родителей или не исключается. Но не могут подтвердить: да, это ребенок этих родителей. Как ни странно, долгое время это судебную медицину устраивало: ответ эксперта можно было интерпретировать как угодно. Медико-генетическая экспертиза дает результат, на несколько порядков более доказательный, который способен оценить позитивную вероятность.

- Это стало возможным благодаря успехам генетиков?

- До середины 80-х годов способа доказательно отличить одну особь от другой не было. Ведь человек, к примеру, отличается от шимпанзе менее чем 1% генов, остальные абсолютно идентичны. А одного человека отличить от другого еще сложней — там уровень различий в каких-то миллионных долях генетического кода. На 99,99% они одинаковы. Маркеры индивидуальности — гены, которые у разных людей действительно различны, существуют. Найти их невероятно трудно, но если знать, где искать, то можно.

- Кто же догадался, где следует искать нашу индивидуальность?

- Первым это сделал англичанин Джеффрис в 1985 году, причем не только нашел два таких гена, но и предложил способ их визуализации — что-то подобное штрих-коду, который теперь наносится на упаковки и этикетки. Расположение, толщина и порядок полосок на нем кодирует очень большой объем информации. Удивительно, что человек придумал штрих-код независимо от природы, но идентично по смыслу. Подобный код в 30-40 полосок способен закодировать и каждого из нас. На этом основаны все молекулярно-генетические индивидуализирующие системы до сих пор. — Известно, что в Институте молекулярной биологии РАН, в лаборатории академика Георгия Георгиева вы и ваши коллеги обнаружили еще один ген индивидуальности?

- Да, в 1987 году у нас была получена картинка еще одного такого гена, с чего и начался путь молекулярно-генетических методов в нашу судебную медицину. Сейчас технологии уже другие, но их суть та же: искать варианты индивидуально специфичных генов.

- Какие исследования в этой сфере наиболее распространены?

- Одна из наиболее востребованных — экспертиза спорного отцовства. Есть варианты выявления генетических признаков, которые передаются только от матери. Другие маркеры комбинируются от двух родителей. Эксперт анализирует эти гены у ребенка, смотрит, какие могут быть от отца. Затем оценивает распространенность этих генов в популяции. Если у ребенка и отца выявлены редкие — доказательность отцовства высокая. Если маркеры частые — необходимы другие тесты. В сумме всех исследований вероятность тоже может быть высокой. То же при идентификации неопознанных трупов. Определяется вероятность того, что у этой родительской пары или у этой матери могли быть такие дети, в том числе и этот.

- Но тем не менее эксперт определяет лишь степень вероятности, а кто выносит решение?

- Прерогатива оценки этих данных принадлежит только суду или следователю, эксперт не может этого делать. Но ответственность его очень высока: если неграмотно сделать экспертизу — тогда все, что угодно, совпадет с чем угодно.

- Вероятно, с этим и связаны нередкие обвинения экспертиз в неоднозначности выводов? Вероятность в 99% процентов не всех удовлетворяет, как это было, скажем, при экспертизе останков царской семьи?

- Любая судебно-медицинская экспертиза лишь определяет вероятность и ее степень. Отрицательный ответ она может дать однозначно, но никогда не дает однозначно позитивный ответ. К примеру, может ли пятно крови или волос, найденный на месте преступления, принадлежать этому человеку. Если не может — ответ однозначный. Если может — неизбежна вероятностная оценка. Пока еще наука не может дать стопроцентный ответ. Но и вероятности бывают астрономическими. Например, в случае экспертизы останков Николая Второго это было 99 % и восемь девяток после запятой, то есть расчет шел на 100-миллионные доли. При том, это был сложный случай — кости 75-летней давности, по которым не все признаки можно было изучить. А если мы делаем контрольные тесты по слепым образцам — то вероятность ошибки достигает 1 на 300 млрд. Это астрономическая цифра, если вспомнить, что на Земле живет всего 6 млрд. человек.

- Почему же тогда у кого-то возникают сомнения?

- Потому что вопрос не простой: сами по себе вероятности человеку не понятны, в быту мы с ними не сталкиваемся. Вероятность в 99% - это много или мало? Представьте, что в море на корабле с командой из 20 человек происходит убийство. Один из команды — подозреваемый. Эксперт, проведя экспертизу, делает вывод: вероятность того, что именно он — убийца, составляет 99%. Мало это или много — вероятность, что один человек из ста будет подходить на роль преступника, если на корабле их всего 20? Это практически доказано. А если случайно взяли человека на улице, как порой и бывает, если следствие проведено недостаточно компетентно, и говорят: а ну-ка проверьте его, не он ли преступник? Положим, вероятность будет 99,99%. Значит, в 10-миллионной Москве таких вы найдете 10 тысяч. Нужны предварительные следственные действия, чтобы сузить круг подозреваемых.

- Чтобы оперировать молекулярно-генетическими данными, необходимо помнить хотя бы школьный курс биологии. Насколько работники правоохранительных органов готовы оценить то, что вы им предлагаете? - Если следователь нацелен на какую-то версию, ему бывает трудно принять противоречащие ей выводы. Вот пример: исследуем материалы по делу об изнасиловании в небольшом городе. Сейчас по делу проходит 16-й подозреваемый! 15 человек данные экспертиз уже исключили. Нередко эксперт не располагает всем множеством данных по делу. Вот ситуация: было убийство, человек признался, указал место, где зарыл труп. Находят кости, мы выполняем экспертизу и делаем вывод: не он. Но если не он — то кто? Потом выясняется, санитар в морге перепутал фрагменты костей. Это большая психологическая нагрузка, поскольку эксперт несет персональную ответственность за свою работу, никакой начальник ему не поможет.

- Исследования выполняются по стандартным схемам или это каждый раз — творческая задача?

- По одной системе признаков никогда нельзя принять решение, обязательно должна быть дублирующая. Если выполнено много тестов, результат всегда достовернее. Но иногда мы работаем с образцами, по которым невозможно провести множество тестов, например, с одной клеткой. Здесь задача — провести экспертизу как можно лучше. Но если можно сделать много, эксперт сделает. Критерий — максимально большое число тестов и максимально экономно. В других случаях — работа со стандартизованными образцами. Скажем, экспертиза спорного происхождения детей. Там стандарт- вероятность в 99, 75% и выше. Еще в 70-е годы была принята норма, которую рекомендовали эксперты в Европе: при вероятности в 99,75% отцовство практически доказано. Это 6-7 тестов, на которые рассчитывается смета. Можно довести вероятность и до 99,99% - но тогда и цена будет возрастать, а это платная услуга.

- Когда медико-генетические исследования стали массовыми в судебной медицине?

- Они были созданы 15 лет назад, массово стали использоваться после 1995 года, когда были утрясены юридические вопросы и все поняли возможности метода. Но это в мире так. У нас общий уровень понимания их возможностей совсем другой, хотя нашу лабораторию, к примеру, знают и в мире, и результаты у нас не хуже. Но когда мы начали исследования останков царской семьи в Англии, их генетическая лаборатория МВД насчитывала 11 человек. Тогда уже это была одна из лучших лабораторий в мире. Через год их было уже 130 человек, в Англии была принята программа создания банка молекулярно-генетических данных по осужденным за половые преступления. Через два года была организована Роквиллская лаборатория Пентагона, сейчас крупнейшая в мире. В России почти все осталось на том же уровне, кроме нашей лаборатории, для которой купили современное оборудование. На местах же уровень таких исследований очень низок, большинство лабораторий не соответствуют нужному уровню. Есть и другая проблема: многие местные руководители используют любую возможность ввести платные услуги — не важно, умеешь ты это или не умеешь. Нередко их неправильные результаты ломают судьбы людей. Потом мы переделываем экспертизу, но можем только написать отношение в прокуратуру, что не рекомендуем заказывать такое-то исследование в этой лаборатории. Но по закону следователь может назначать экспертизу кому угодно, а в местных лабораториях она нередко дешевле, хотя почему — неясно.

- И тем не менее методы молекулярно-генетической экспертизы становятся все более востребованными в судебной практике. Какое будущее, по-вашему, их ждет?

- Семь лет назад они стали массовыми, еще через семь будут рутинными, возможно, вытеснят традиционные биологические методы. Эта сфера технологизируется, растет скорость экспертизы. Будут выявлены новые гены — анализ будет идти от грубого ко все более тонкому сравнению. Уже сегодня компьютер может проанализировать данные и предложить варианты ответа. Есть и компьютерные системы, которые оценивают качество экспертизы и определяют, можно ли доверять ее результатам или нельзя.

- Значит, компьютер со временем возьмет на себя вашу функцию?

- Пока предпочтение отдается человеку — интерпретация требует знаний, сама природа исследуемых нами объектов такова, что все в машину не заложишь. Пример: рентгеновский снимок понять может только специалист. Думаю, для сложных случаев все это так и останется.

Источник: "КП", Утро.Ру, "Известия", НТВ