Если тысяча банков умрет, то российская экономика этого не заметит

Алексей Владимирович, мы договорились затронуть в этом интервью две сферы экономической жизни, входящие в круг Ваших профессиональных интересов — банковскую проблематику и процесс реформирования естественных монополий в России. Начнем с банков. Государственной Думой и Советом Федерации сейчас рассматривается ряд законов, непосредственно связанных с банками, в том числе закон о кредитных бюро, пакет ипотечных законов, которые совершенно точно повлияют на конфигурацию банковской системы.

Также много идет разговоров о том, сколько банков останется в российской банковской системе через определенный промежуток времени, по какому принципу они будут отсеиваться.

- С Вашей точки зрения, что, собственно, происходит с банковской системой, как она будет выглядеть через несколько лет?

- Очень интересный и многоплановый вопрос, потому что здесь, с моей точки зрения, есть ряд аспектов, с одной стороны краткосрочных, с другой стороны долгосрочных, и даже стратегических.

Если начать с краткосрочных аспектов, то это будет даже не моя точка зрения, а почти медицинский факт. У банковской системы России в первое десятилетие своей жизни, и, в некоторой степени, в последние годы тоже, был достаточно ограниченный спектр операций, от которых она получала свои основные доходы. В годы высокой инфляции это были краткосрочные торговые и коммерческие кредиты, потом это были государственные ценные бумаги (ГКО-ОФЗ), потом была работа со взаимозачетами предприятий. В последние годы этот спектр до некоторой степени расширился: появилось как потребительское кредитование, так и кредитование определенного круга промышленных предприятий; приносят доход и операции на финансовых и валютных рынках. В этом свете появление новых законов — закономерная мера, направленная на упорядочение банковских операций на новых рынках и в новых условиях.

Однако если нынешнее состояние оценивать с точки зрения долгосрочной перспективы, то все обстоит отнюдь не так благостно. По большому счету, наша банковская система до сих пор не занимает свою основную нишу в экономике, а именно — не трансформирует национальные сбережения в инвестиции. Большие деньги привлекаются в экономику помимо банковской системы, через другие источники, и вкладываются не банками, а другими организациями, в частности, большими промышленными предприятиями. Это справедливо как для частных собственников, владельцев которых с разной степенью обоснованности можно отнести к "олигархам", так и для государственных предприятий. К примеру, тот же самый "Газпром" - не только крупнейшая компания и налогоплательщик, но и крупнейший инвестор: на 2003 г. его капитальные вложения составили свыше 8 млрд.долл. Однако, источник этих инвестиций- не кредиты от российских банков (скорее наоборот — один из крупнейших банков страны — "Газпромбанк" - дочернее предприятие "Газпрома"), а собственная нераспределенная прибыль, либо же кредиты консорциумов западных банков и/или мировые финансовые рынки.

И это при том, что сбережения в России всегда были и есть: в 90-е гг. ежегодный отток капитала из страны оценивался в $20 — $25 млрд. в год, снизившись в последние годы до $10 — $15 млрд. Вместе с тем, даже в период нынешнего депозитного бума совокупные депозиты организаций и населения в нашей банковской системе составляют примерно $50 млрд. Я бы сказал, что эти цифры несопоставимы, и если сбережения, полученные любым способом, возникают в экономике России, то они направляются не в банковскую систему, а куда-то еще. Куда-то еще — это либо за рубеж, либо вкладываются в какие-то конкретные проекты и объекты, например в недвижимость.

С моей точки зрения, абстрагируясь от тактических обстоятельств, это очень важный момент, потому что он показывает, что банки в значительной мере существуют сами по себе и для себя. Это говорит нам как минимум о том, что у нас своеобразный банковский сектор, и роль его в экономике другая, чем в экономиках развитых стран. Тем самым встает и другой вопрос: каким должно быть место банковской системы в экономике России, какая банковская система ей нужна, и какая трансформация банковской системы была бы желательна с точки зрения долгосрочных интересов страны.

Если посмотреть на нынешнее состояние банковской системы с этой точки зрения, то мое отношение к ней было бы сдержанно-оптимистичным. Полторы тысячи банков в России — наверное, многовато. Есть выражение, что если тысяча банков умрет, то российская экономика этого не заметит — заметят только владельцы и сотрудники этих банков. Это справедливо лишь отчасти: понятно, что есть своя ниша у региональных маленьких банков, и зачастую эти банки оказываются более ответственными в отношении своих партнеров и клиентов. О том, что их смерть была бы полезной — говорить не приходится; скорее, наоборот. Но одна из основных опасностей, которая существует сейчас, состоит в том, что банковскую систему очень трудно сегрегировать, отделить агнцев от козлищ по каким-то формальным признакам. Понятно, что у всех существуют разного рода двойные бухгалтерии, многоуровневая и перекрестная система собственности и непрозрачные операции и способы ведения бизнеса. Вся эта информационная асимметрия является большой проблемой: хороший банк, исправно выполняющий свои функции, от плохого банка, выполняющего их неисправно, постоянно нарушающего требования банковского регулирования и даже требования собственной безопасности, трудно отличить даже специалисту. И на мой взгляд, именно такая ситуация создает главную опасность. У меня, например, нет устойчивого ощущения, что нынешний подъем, который начался после 1998 — 2000 гг., когда банковская система росла на 40-50% в год по всем показателям — это рост устойчивый, и что он надолго. Поскольку хорошие банки неотличимы от плохих, поведение тех и других банков, условно говоря, смешивается в восприятии внешних наблюдателей — вкладчиков, партнеров и клиентов. Возникает то, что в терминах экономической науки называется слитным равновесием (pooling equilibrium), когда банки разных типов шлют одинаковый сигнал своим клиентам, и клиенты должны на него как-то реагировать. Поскольку ситуация, вроде бы, в целом хорошая, то реакция, вероятно, будет благостной. А когда рынок в условиях информационной асимметрии одобряет действия плохого банка, то для последнего это лишний стимул продолжать делать то, что он делал до сих пор, только с выросшими депозитами и кредитами. Чем это заканчивается — понятно, потому что когда плохой банк нарывается на проблемы и банкротится, то его вкладчики и партнеры, естественно, переносят этот факт и на другие банки, подающие аналогичные сигналы, т.е. делают вывод что все такие банки — плохие, сворачивают свои операции, чем и вызывают новый банковский кризис. Получается своеобразное хождение по кругу, которое наблюдалось в нашей экономике на протяжении всего периода существования банковской системы, причем этот круг, на мой взгляд, не разорван до сих пор, и с этого пути мы не свернем в обозримом будущем — если, конечно, не произойдет радикальной и весьма болезненной реформы банковской системы. На мой взгляд, разумная конфигурация состояла бы в том, чтобы в России было бы несколько (порядка 10) крупных и действительно надежных банков, которые работали бы на национальном уровне, обслуживали бы большие предприятия, кредитовали долгосрочные проекты, брали бы деньги под фиксированный процент и на предсказуемых условиях. Устойчивые мелкие банки должны занимать свою нишу там, где невыгодно работать крупным — например, в регионах; они не должны смешиваться с первыми, и не должны лезть в те сферы, которые им незнакомы; остальные же банки должны отмереть как класс. Пока подобная конфигурация у нас не сложилась, банковские кризисы, на мой взгляд, не только могут воспроизводиться, но даже весьма вероятны.

- Насколько те законопроекты, которые сейчас рассматриваются (о кредитных бюро, ипотечный пакет законов и т.д.) станут поддержкой для российской банковской системы?

- Бесспорно, это будет поддержкой для нынешней банковской системы, это полезный шаг. Но этот шаг полезен, скорее, в качестве некого сигнала, ориентира, какого типа поведения от вас ожидают денежные власти. Это может быть то, чего больше всего не хватает не только банкам, но и всему нашему бизнесу — четких и недвусмысленных правил игры, без которых можно забыть и об устойчивом развитии, и об удвоении ВВП. Банковский сектор в этом смысле оказался в несколько привилегированном положении, с ним говорят не языком Уголовного Кодекса, а языком гражданского и коммерческого права. И это большой плюс. С другой стороны, здесь есть момент, который, на самом деле, проблематичен. Он состоит в том, что у нас до сих пор экономика в любой своей ипостаси очень быстро упирается в политику, или в "политическую экономию" в современном, немарксистском понимании этого термина. Банковский бизнес до сих пор в массе своей был деполитизирован, и это очень правильно, но и здесь, как и в любом другом сегменте бизнеса, вряд ли можно гарантировать, что власти будут принимать решения, исходя исключительно из соображений экономической эффективности и целесообразности, а не в силу личных обязательств или просто приватного расположения чиновника А к банкиру Б, при том что соображения общественной эффективности подсказывали решить вопрос это по-другому. Здесь у нас почти всегда существует некий разрыв между хорошими законотворческими нормами и их воплощением на практике. Хотелось бы надеяться, что в нынешних условиях власть на деле готова продемонстрировать верховенство закона и равенство всех перед ним, и что новые нормы будут использованы для создания эффективных барьеров между тем, что можно и нельзя делать. Вместе с тем, здесь также существует некая угроза, связанная с тем, что и сами банки, привыкшие работать по одним канонам, не захотят или не сумеют перестроиться — будет сказываться корпоративная этика, нежелание подставлять "своих" - как по этическим, так и по вполне материальным причинам. Именно этим может объясняться во многом, наверное, обоснованная осторожность денежных властей во всем что касается банковской реформы — они боятся растрясти, раскачать банковскую систему, ибо какие-то радикальные шаги — например, сокращать количество банков наполовину волевым решением — это значит просто уничтожить ее на корню.

Вы же сказали, что те законы, те нормы, которые принимает власть — это некоторый сигнал для банка о возможности использовать новые инструменты. Но остается вопрос: насколько банки заинтересованы пользоваться этими инструментами? Например, сейчас будут приняты ипотечные законы, появятся ипотечные ценные бумаги, банкам будет облегчена возможность выдавать ипотечные кредиты. Инструменты есть.

- Насколько у банков будет заинтересованность этим пользоваться?

- Это все объясняется очень простыми причинами. Банки — пионеры рыночной экономики в России. Это был первый возникший рыночный сектор, который жил по вполне понятным рыночным нормам: если это прибыльно, с поправкой на риск, — я это делать буду, если нет — значит, не буду. И до сих порт банковский сектор не давал никаких оснований в этом усомниться, они действительно стараются этим руководствоваться. У них есть вполне понятные способы делать деньги, и они их будут делать в той мере, в которой им это позволяет лицензия, собственные способности и бюджетное ограничение — все. В этом смысле та же самая ипотека — это хороший и понятный, потенциально прибыльный инструмент, хотя я не уверен, что именно сейчас ипотека реально способна принять массовый характер. Просто потому, что не очень велик круг тех, кто в состоянии брать ипотечный кредит и выплачивать его на коммерчески приемлемых условиях, и потому, что сейчас те, у кого есть большие деньги, и без того уже довольно сильно вложились в экономику России. В условиях нынешней неопределенности правил игры экономики в целом, у таких людей прежде всего будет существенный стимул к диверсификации активов. Если у меня есть пять квартир в Москве в элитных новостройках — вряд ли я буду покупать шестую. Я себе в Испании дом куплю, или в Чехии, что поближе. Это будет разумная позиция человека, у которого есть лишних пара сотен тысяч, и который, конечно, имеет достаточно возможностей перевести их за рубеж — тем более после вступления в действие нового закона о валютном регулировании.

- Кроме того, рынок недвижимости у нас перегрет.

- Это отдельный вопрос. Да, он перегрет, это в самом деле так. Но будет ли он расти дальше, или кризис уже на пороге и наступит не сегодня-завтра? В "схлопывании" рынка в настоящий момент не заинтересован никто из игроков на этом рынке — ни местные правительства (прежде всего, правительство Москвы), ни застройщики, ни индивидуальные или корпоративные инвесторы. Наверное, не заинтересованы и центральные власти, потому что у них, так или иначе, какой-то интерес в этом рынке есть. Такого рода пузыри на рынках активов живы, пока все, кто в этой игре играет, верит, что это прибыльно и выгодно — сейчас же "лопать" этот пузырь не выгодно ни одному из его "строителей".

- Это в случае, если говорить о вложении живых денег в недвижимость, а в случае ипотеки, когда речь идет о периоде в 10 лет, предположение о том, что перегретый сейчас рынок в течение этих 10 лет схлопнется, вполне обосновано.

- В долгосрочной перспективе я согласен с вашим прогнозом, однако у меня нет ощущения, что пузырь лопнет прямо на днях. Если же говорить о перспективе, то самый важный вопрос состоит в том, как он будет "хлопаться". Будет ли это именно хлопок и рынок упадет в два раза за один месяц, или это будет постепенное, плавное опускание цен до какого-то более обоснованного уровня, и более сопоставимого с доходами большинства населения, на которое и рассчитана ипотека? Я думаю, что те, кто в этом рынке постоянно участвуют, постараются эти колебания максимально сгладить, чтобы это был не хлопок, а постепенное сдувание. Возможно, оно будет облегчено в той мере, в какой властям удастся довести до практического воплощения свои декларации о том, что надо бороться за перераспределение доходов, за борьбу с бедностью, за уменьшение неравенства между самыми богатыми и самыми бедными. Если у вас деньги есть, то вы купите квартиру за живые деньги и не будете связываться с ипотекой, а если у вас денег нет, то ипотека вам нужна, и это для вас шаг вперед. Поэтому и сам успех ипотеки будет зависеть от того, в какой мере удастся удастся перераспределять доходы от самых богатых к хотя бы средним слоям населения, которые, собственно, и должны участвовать в ипотеке. То есть, если такой плавный переток сделать удастся, тогда я думаю, что ипотека будет иметь вполне нормальные перспективы, жить и развиваться устойчиво. Это один аспект проблемы.

Другой аспект состоит в том, что это на данный момент потенциально один из самых привлекательных рынков для банковского сектора, и если банковский сектор сейчас займется этим очень активно, то он может поставить под удар и себя, потому что от схлопывания рынка недвижимости мы не гарантированы. А если в нем лежат основные банковские деньги, — то мы получим новый 1998 год, а быть может, еще и хуже, так как инициатива идет на законодательном уровне, и в это могут влезть многие банки, которые завяжут на себя большое количество населения, даже больше, чем в 1998 году. Это будет не только денежный кризис, но и социальный. Ведь если вы покупаете квартиру в кредит на 10 лет, то за этот период у людей появятся семьи, родятся и пойдут в школу дети, выйдут на пенсию родители — это ваша жизнь, ее значительный, и, быть может, лучший кусок. И все это будет поставлено под удар. Моральные издержки такого хлопка будут очень весомыми. Если он случится — это будет дискредитация и конец всем планам нынешних властей по улучшению уровня жизни населения, по борьбе с бедностью, по качественному прорыву по отношению к самому работоспособному населению страны.

Полностью интервью читайте здесь

Белянин Алексей Владимирович

Член Ученого Совета Государственного Университета — Высшей Школы Экономики, преподаватель Международного Института Экономики и Финансов, координатор научных программ Международного института экономики и финансов.

OPEC.RU