Российский суд: инквизиция или справедливость?

Обычно, говоря о пороках российской судебной системы, прежде всего упоминают коррупцию, вот и недавний скандал в Казани, когда у истца вымогались миллионные взятки, вновь освежил внимание общественности к этой проблеме. Однако есть у нашей судебной практики и другой порок, который, на мой взгляд, более опасен — он ставит под угрозу сам смысл процесса, который называется правосудием.

Читатель может удивиться: разве взяточничество не опасно? Да, конечно, коррупция — явное зло, но в этом отношении судьи мало чем отличаются от других чиновников, имеющих возможность извлекать прибыль. Взяточничество было везде и во все времена, а вот то, о чем я хочу рассказать — это специфический недостаток современной российской судебной практики, который можно и нужно исправить.

Представьте, что некий человек утверждает: судья такой-то взял у меня взятку. Когда дело доходит до разбирательства, подтверждается, что судья и его обвинитель оставались наедине, а другой свидетель говорит, что о необходимости "дать взятку" шла речь, и на аудиенцию к судье пострадавший брал пачку денег.

Вы скажете: глупая затея — все обвинения голословны и ничем не подтверждены, ведь для того и устраиваются ловушки с мечеными купюрами, со скрытой видеозаписью и прослушкой — чтобы получить материальные подтверждения обвинений. Да, соглашусь я, ситуация надуманная, и в данном случае никакой суд не признает достаточными одни только словесные обвинения. Но почему же тогда сплошь и рядом выносятся приговоры, когда людей осуждают на большие сроки только на основании голословных, ничем не подтвержденных, обвинений явно заинтересованных лиц? Это напоминает инквизицию, когда достаточно было "свидетелю" сказать, что "эта женщина — ведьма", как ее сразу же отправляли на костер. Но ведь инквизиция, напомню, была именно судебной инстанцией, где приговор ВЫНОСИЛСЯ, единственное отличие тех судов от цивилизованных и демократических состояло в том, что голословные обвинения принимались "на веру".

Обвинительная тенденция — современный вариант инквизиции — имеет ныне угрожающие размахи, если эту практику сейчас не пресечь, то рано или поздно она дойдет и до самих судей — любой преступник сможет безнаказанно обвинять их в чем угодно.

И вот тут, уважаемые читатели, действительно, следует удивиться: разве не для того существует суд, чтобы осуществлять правосудие — отделять словесные обвинения от подтвержденных уликами и другими материальными свидетельствами? Ведь нас приучают ТАК думать, именно этого и ждет общественность от реформированной судебной системы современной России. Почему же желаемое до сих пор расходится с действительностью?

Рассмотрим механизм, порождающий порочную практику. В суд дело попадает из следственных органов, задача которых — изложить версию и предъявить обвиняемого, а там — сами разбирайтесь. Если у следователя нет ничего, кроме словесных обвинений, он всегда может сказать: "У меня не было оснований не доверять показаниям свидетеля". В свою очередь, районный суд предпочитает не спорить с местной прокуратурой, подтверждает ее версию, как бы подразумевая — в сути дела пусть разбираться кассационная инстанция, а мы демонстрируем твердость и неотвратимость. Вот и выходит, что реальный преступник всегда может показать на другого, а "подставленный лох" из рук следственной и судебной машины прямиком попадает в места не столь отдаленные.

Недавно Генеральный прокурор РФ Владимир Устинов в своем телеинтервью программе "Зеркало" (08.02.2003) отметил странную вещь: за минувший год оправдательные приговоры российских судов составили меньше одного процента от общего числа вынесенных, в то время как в европейских странах оправдательные приговоры — это до 20% судебных решений. Сие означает одно из двух: либо наши следственные органы работают так, что "не подкопаешься", либо наша судебная система до сих придерживается порочной практики, считая, что лучше посадить невинного, нежели отпустить виновного. Более того, можно предположить, что и те 0,8% оправдательных приговоров — это не показатель беспристрастной справедливости, а следствие умений адвокатов и особой влиятельности подсудимых.

Цифры говорят сами за себя. Поэтому не приходится удивляться, что европейские страны не склонны экстрадировать в РФ преступников — иностранные правозащитники убеждены: в России суд не стремится к установлению истины и меры виновности, а работает как бюрократическая машина, штампующая обвинения.

А теперь посмотрим, как это происходит.

Последний год я, как журналист, занимался изучением российской судебной практики — выявились интересные явления. Мной изучались самые массовые, так называемые бытовые уголовные преступления — именно в этой области, где деньги и влиятельность не играют особой роли, негативные тенденции судопроизводства выступают со всей остротой. Оказывается, приговоры на основе голословных обвинений стали обыденными и даже у адвокатов не вызывают протеста: "Свидетель сказал, подписал и повторяет в суде, что мы можем этому противопоставить?" Адвокаты уже смирились — в их глазах суд вовсе не занимается выяснением истины, а превратился в штамповочный автомат, ставящей печать на все, что ему подсовывают.

Известный пример: все мы знаем о случаях, когда девушка обвиняет парня в изнасиловании, желая склонить его к женитьбе или просто выжать побольше денег "за доставленное удовольствие". Эти мотивы, как говорится, лежат на поверхности, но суды их не учитывают — и бытовые разборки между половозрелыми недоумками для одного из них заканчиваются зоной, где его "петушат" зеки и превращают в огрызающего волка, способного на тяжкое преступление. В газетах давно уже ставится вопрос перед высшими инстанциями — внести порядок и справедливость в разборе подобных дел, однако ничего существенного здесь не сделано.

Развитие торговли привело к еще одному виду "подстав", когда вор, присвоивший чужую собственность, успешно "переводит стрелки" на невинного. И здесь клевета успешно срабатывает, что порождает у преступника уверенность — всегда можно "выкрутиться".

Но наибольший драматизм принимают дела, связанные с убийством. Об одном таком деле, развитие которого я наблюдал в течение нескольких судебных заседаний, сейчас расскажу. Дело рассматривалось в суде Ленинского района города Красноярска.

Коротко ситуация выглядит так. Простой работяга-электрик пришел на свалку промпредприятия за цветным ломом, местные хозяева свалки, паразитирующие на ней бичи, предложили ему выпить с ними на "лоне природы" - тот не отказался, а взамен подарил им губную гармошку. Прямо-таки идиллия по правилам гостеприимства! Однако на следующий день одного из бичей нашли зарезанным, — кто виноват? Компания единогласно показала на работягу, мол, это он вытащил двадцатисантиметровый кинжал и ударил их приятеля в живот, да еще предлагал "перерезать ему горло и спрятать труп". Парня тут же арестовали.

Самое поразительное, что ни одного материального свидетельства или улики не было обнаружено — ни орудия преступления, но косвенных фактов — обвиняемый не бросился в побег, не застирывал лихорадочно свой комбинезон, клятвенно утверждал, что ножа у него не было, а на следствии и суде только взывал к справедливости. Даже в кармане, куда он вроде как положил окровавленный кинжал, следов крови не было обнаружено. Зато на суде всплыли сопутствующие обстоятельства — вроде того, что убитый — это приблудный из табора, который прятался на свалке от каких-то преследователей. Показания соучастников расходились по отдельным пунктам, а о роковом ударе в живот свидетельствовала лишь одна молодая бичевка, которая признавала, что была сильна пьяна, но "это видела". Следователи, которые вели дело (один из них был на процессе обвинителем), соглашались, что не все делали как надо (даже следственного эксперимента не провели), но настаивали, что убийца — вот он...

Как вы думаете, какой приговор вынесла судья? Может быть, отправила дело на дополнительное расследование? Или, может быть, позволила адвокату приобщить к делу доказательства, указывающие на правомерность других версий преступления? Ничего подобного: умышленное убийство — 8 лет лишения свободы.

Так реально действует порочная практика, когда голословные обвинения лиц, явно заинтересованных в результатах процесса, почему-то берутся на веру, а обвинительный уклон торжествует. Здесь нет ни следов посторонних влияний, нет ни вымогательства взятки, ни какой бы то ни было заинтересованности судьи — просто обвинительная тенденция перешла рамки здравого смысла и тех процессуальных норм, которые предписывают суду разбираться ВО ВСЕХ обстоятельствах преступления.

В описанном деле справедливость наверняка восторжествует — есть высшие кассационные инстанции, а ход дела на контроле общественных организаций. Поэтому речь не о частностях, а об общем. Презумпция невиновности, которая записана в Конституции РФ, остается до сих пор благим пожеланием — идеалом, и не слишком-то заметно, чтобы российская судебная система стремилась с этим идеалом сообразовываться.

Вердикт прост: до тех пор, пока наша судебная практика не продемонстрирует на деле, что тоталитарный обвинительный уклон остался в прошлом, что суд действительно является беспристрастным арбитром, а не частью карательной системы, — до тех пор российский народ будет взывать к СПРАВЕДЛИВОСТИ, и все европейские суды будут отказывать России в экстрадиции преступников, ставя под сомнения российские обвинения, предъявляемые террористам и казнокрадам.

Павел Полуян,
Красноярск,
специально для ПРАВДЫ.Ру

О том же читайте на английской версии ПРАВДЫ.Ру: https://english.pravda.ru/news/russia/21653-n/