Сексуальная закалка большевиков


В советские времена в вопросах секса процветало крайнее ханжество, чего никак не скажешь об отношении большевиков к половым отношениям в первые годы после революции. Примерно до 1925-1927 годов вопросы секса бурно и без лишнего стыда дебатировались партийцами и комсомольцами. Продвинутая на тогдашний лад молодежь активно пыталась воплотить новые сексуальные представления на практике. И слухи о коммунистическом обобществлении жен, гулявшие среди "отсталого" населения, возникли не на пустом месте

Сразу после Октября 17-го многие молодые люди считали, что революция в общественных отношениях должна немедленно сопровождаться и революцией в отношениях половых (ведь они тоже считались классовыми!). Что семья как буржуазный институт устарела — это явственно следовало из труда Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". А еще — что верность партнеру является порождением эксплуататорской морали, принуждающей женщину относиться к своему телу как к товару, который, с одной стороны, представляет собой ее частную собственность, с другой — может быть незаконно присвоен мужем, сутенером или государством.

Охотно поддерживал такие настроения и председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов (Ленин), в записках членам правительства неоднократно указывавший на необходимость борьбы "за новый семейный уклад". Члены большевистской партии понимали его призывы совершенно однозначно — им прекрасно было известно об интимных отношениях вождя с Инессой Арманд.

Более того, в России тех времен существовал институт независимых проституток — "желтобилетниц", плативших налог непосредственно в казну. Так что помимо пропаганды залихватской пролетарской любви у молодого государства Советов имелись и финансовые интересы.

Причем бытовавшие незадолго до того феминистские настроения у прогрессивных дам начала XX века, в частности — у Веры Фигнер, сразу после Октябрьской революции были признаны отжившими свой век взглядами. Вопрос об отношениях полов был поставлен большевиками иначе. Не равенство между мужчиной и женщиной. А именно свободный секс. Рьяной выразительницей таких взглядов была, например, Елена Стасова, не устававшая повторять: семья — это тюрьма. И соответствующим образом воспитала, в частности, Александру Коллонтай.

В своих литературных трудах Александра Михайловна (главное произведение на эту тему — "Любовь пчел трудовых") совершенно серьезно утверждала, что в коммунистическом обществе "женщина, свободная и равноправная труженица, будет сама выбирать себе мужчину, по первому влечению, как пчелка трудовая". Для этого надо было лишь изменить моральные основы общества. Совокупления для комсомольца и комсомолки должны были стать таким же естественным процессом, как кашель, икание или чихание. В случае рождения детей после мимолетных сношений их нужно передавать на воспитание государству. Страна позаботиться о подрастающем поколении, пока его родители будут заняты построением светлого будущего.

Романтика ухаживания и "вздохов на скамейке" презиралась как пошлость и мещанство. К сексуальным потребностям предлагалось относиться как к элементарному голоду или жажде — отсюда знаменитая теория "стакана воды": если очень хочется, надо быстро совокупиться с кем-нибудь, а потом также быстро об этом забыть. Причем радикалы утверждали, что женщина, отказывающая сексуально озабоченному товарищу в удовлетворении его основного инстинкта, проявляет мелкобуржуазные настроения и не может считаться сознательным борцом за построение нового общества.

Историк Сергей Куличенко в работе, посвященной дискуссиям в комсомольской среде в первые годы существования организации, приводит три случая, когда девушки исключались из комсомола за то, что систематически сопротивлялись домогательствам оголодавших соратников. Справедливости ради заметим, что две из них, подавшие жалобу в ЦК РКСМ, были в комсомоле восстановлены, а их преследователи получили за левацкие перегибы выговоры. Но все равно нельзя не увидеть в этих историях горькой иронии: свои преобразования секс -революционеры первых пост-октябрьских лет стремились проводить под лозунгом освобождения женщин от половой эксплуатации.

Совсем не случайно Ильф и Петров неоднократно включали в свои романы хихоньки на сексуальную тему. "Я старый, меня девушки не любят", — помнится, говаривал Паниковский. "Жалуйтесь в Лигу сексуальных реформ!" - советовал ему в ответ Остап Бендер.

Упоминают писатели-юмористы и общество "Долой стыд!" - предтечу нынешних нудистов. Однако движение "Долой стыд" в середине 20-х годов действительно пользовалось огромной популярностью. И быстро постарались забыть о нем лишь по той причине, что сифилис среди пролетарских слоев населения СССР к концу двадцатых стал приобретать угрожающие масштабы.

Правда, секс в те годы рассматривался весьма аскетически — как вещь необходимая, но не допускающая никаких излишеств и уж тем более отклонений от стандарта. Тот же Сергей Куличенко упоминает еще об одном исключении из РКСМ: некий парнишка попался на том, что приобрел коллекцию порнооткрыток и имел глупость похвастать ею перед друзьями-комсомольцами. А пара гомосексуалистов, затесавшаяся в комсомольские ряды в сибирском ЧОНе (часть особого назначения, боровшаяся с сопротивлением остатков колчаковских и других бело-зеленых банд, нечто вроде нынешнего ОМОНа) была сначала кастрирована, а потом насмерть забита другими бойцами-комсомольцами, не понесшими за это никакого наказания. В отличие от беспорядочных половых отношений гомосексуализм в те годы считался вонючей буржуазной отрыжкой — бесспорным грехом против пролетарской морали.

На первое десятилетие после Октября приходится и всплеск сексологических исследований, равного которому не было до 90-х годов. Мало кому известно, но нашей стране принадлежит честь первого серьезного сексологического опроса. Он был проведен в 1923 году среди студентов Коммунистического университета имени Якова Свердлова. Анкетирование было анонимным, участвовали в нем свыше 1200 мужчин и 400 женщин в возрасте от 20 до 35 лет.

К моменту анкетирования обнаружилось, что половая жизнь была хороша знакома 92% мужчин и 60% женщин. При этом — забавный факт, разрушающий представления воспевателей нравственности села! — из означенного числа сексуально гульнуть успели 96% деревенских парней и 70% девок из деревни. То есть горожане от крестьянства по части сексуальной раскрепощенности явно отставали. У четверти парней-горожан первый половой акт случился с проституткой, у двух третей — с кем-нибудь из случайных знакомых. А у половины деревенских жителей — с кем-то из женской родни: тетки, двоюродные и троюродные сестры, а то и родные сестрицы, мачехи, невестки. Среди горожан платной любовью пользовались 22% опрошенных, среди селян — 15%. Зато последние в 2 раза превзошли городских ловеласов по части зоофилии, к которой в ту пору относились терпимо.

В анкете также был вопрос о том, мешает ли половая жизнь общественной. Совмещать секс и борьбу за дело пролетариата сочли сложной задачей 12% респондентов. С другой стороны, 37% мужчин и 41% женщин признались, что революция никак на их половых потребностях не сказалась.

Несмотря на это, половую свободу сильно поприжали еще в начале 30-х годов, а в эпоху борьбы с врагами народа секс и вовсе запретили. Пионерские диспуты "Любовь и дружба" настоятельно рекомендовали проводить людям постарше — комсомольцам. Зато с ленинских времен первой российской сексуальной революции в пособиях для учителей литературы восьмых классов (нынешние девятые) до конца 80-х годов сохранялась рекомендация обсуждения вопроса при изучении поэмы "Евгений Онегин" А. С. Пушкина "Почему Онегин не любил Татьяну-девушку, но полюбил Татьяну-женщину?".

Сергей Горностаев