Самца на скаку остановит, в мужскую пивную войдет

Один за другим на посленовогодний экран выходят полотна о женских подвигах, снятые в лучших европейских или азиатских традициях, на лучшей американской профессиональной и производственной базе. Тут и очередная экранизация Джейн Остин «Гордость и предубеждение», и производственная драма «Северная страна», и «Дневники гейши» (Memoirs of a Geisha). Что ни фильм, то звезды -  Кира Найтли , Шарлиз Терон , то россыпи японо-китайских красавиц и смиряемых мужланов. Понятно, что самоутверждающийся характер, да еще женский, да еще в сверхдраматических обстоятельствах всегда притягателен для публики. Но всегда хочется понять не только природу нашей кинообщности, но и особенности национальной притягательности. Так ли схожи сюжеты и полотна?

Да, конечно, мы все уже знаем о женском самоутверждении и из родного кино: о сильных характерах отечественных деловых женщин - то банкирш, то бандитских подруг, то деловитых «гадких утят», вырастающих в монстров рынка и звезд подиума. Если бы к эмансипации все сводилось, так и не о чем говорить. Понятно, что проломить отечественное мужское пренебрежение к трудовому вкладу в «неженское занятие» наших дам – задача не на одно десятилетие. Но вот один аспект этих драм все же спецефически наш. Это проблема женской солидарности, вообще, гражданской солидарности с отстаивании своих прав.

Избитая мужем героиня «Северной страны», Джози Эймс ( Шарлиз Терон ) возвращается с двумя малолетними детьми в родной город в Северной Миннесоте, надеясь, что в родительском доме ее жизнь станет лучше. По рекомендации своей подруги Глори (Фрэнсис Макдорманд), которая среди других женщин городка работает на местной шахте, Джози получает работу. Однако главная проблема у начинающей «шахтерки» (то водительницы большегрузной машины на угольном разрезе, то чернорабочей) на новом месте - не физически тяжелый и опасный труд, а домогательства со стороны представителей мужской части трудового коллектива. В сущности, происходящее трудно даже назвать домогательствами. Запереть женщину в клозетной будке и перевернуть эту будку со всем содержимым, измазать в грязи, в пыли, затравить грубостью, унизить до животного состояния – это, видимо, уже какая-то коллективная месть за свое, униженное тяжелым трудом мужское достоинство. И никто мучений Джози не понимает, и поддержать ее в борьбе с беспределом не готовы ни отец, ни мать, ни собственный сын. Беглая жена, да еще и родившая в молодости неизвестно от кого? Да какие же у нее права? Босс горнодобывающей компании в ответ на жалобы предлагает заткнуться или увольняться. Джози не хочет увольняться. Джози хочет возбудить коллективный иск – в защиту своих прав. Смешная такая. Хозяева находят изнасиловавшего ее еще в школе учителя, бывшего любовника, они пытаются доказать, что подательница иска просто невменяема. С помощью адвоката Джози доказывает суду, что закон на ее стороне. Более того, ее решительные действия вызывают волну солидарности, к которой приосединяются не только отец и мать героини, но и прочие угнетенные, запуганные шахтерки. Вот тут наступает самый драматичный момент, момент истины, когда на вопрос судьи о готовности поддержать иск героини поднимается чуть ли половина зала.

Что такое заряд женской солидарности и не с него ли начинается нормальное гражданское общество? Может, сравнения и хромают, но в отсутствие нормальных профсоюзов, любых общественных инициатив, направленных не на поддержку и одобрение государственных проектов, хороводное вождение вокруг политических кампаний или весьма благородное дело типа сбора средств для оказания материальной помощи отдельным категориям нуждающихся, общий женский порыв выглядит обнадеживающе. И до чего же надо бабонек довести, чтобы они поднялись и сдвинули с места то, что все крутые хозяева шахт и домен, все забюрокраченное государство со всеми своими приложениями и институциями сдвинуть не может? Это я – про «Северную страну», а не про сухие женские голодовки то учителей, то врачей на «скорой помощи» где-нибудь в наших сибирских углах. Это я – про Шарлиз Терон и ее героиню, а вовсе не про объединение солдатских матерей, помогающих беглым дезертирам спастись от солдафонского произвола. Это я про внезапное прозрение американских шахтеров, а вовсе не про бесланских начальников, выталкивающих вперед матерей, благодаря которым до сих пор еще не свернуто судебное расследование страшного преступления террористов.

Надо же все у героини отнять, максимально унизить, втоптать в грязь и в конце концов добраться до детей, до семьи, до самых близких, чтобы

почувствовать наконец данный ею гражданский, солидарный отпор. Не организованный по ячейкам, не согласованный в рамках трехсторонних комиссий – с государством, работодателями и профсоюзами. И чтобы ни думали решающие о способах «нейтрализации» такого отпора, типа премиального вознаграждения, повышения тарифной ставки, стратегически все меняется только вместе с состоянием умов, вместе с обществом.

Романтическая история о девушке из бедной семьи, поразившей своим благородством дворянина, рассказываться будет в кино и на сцене еще не раз. В конце концов, все новые версии «Городости и предубеждения», «Чувств и чувствительности» служат и делу демократии, и росту гражданского самосознания, и прочим формам оздоровления человеческого сообщества. Помимо облагораживающего влияния вечных историй о несчастной и счастливой любви.

Туда же влекут все очарования и разочарования «Дневников гейши», трудолюбивой работницы сферы культурного обслуживания, ненароком влюбившейся в клиента. Хотя с японской многовековой ментальностью здесь, при всей мягкости американской версии, некоторые трудности. В сфере эмоционального обслуживания от общегражданского интереса мы с легкостью съезжаем, как бы это точнее выразиться, к защите цехового или профессионального интереса. За что бороться? За право гейши на культурное обслуживание мужского населения в отведенных правилами рамочках? В ментальности одних народов жонглирование веерами и совместные купания с массажем, в ментальности других – бесконтактные дуэты со стриптизершами. Цеховая солидарность продавцов услуг перед лицом покупателей – хорошо известный нам сюжет. Как показывают экспертные оценки, на корпоративной (а не на гражданской) солидарности стоит недвижимо и пока недостижимо вся отечественная и неотечественная бюрократия. Собственно, и японцы-то нам все более милы своей приверженностью к культу закрытых корпораций. Никакого отношения к гражданскому обществу это не имеет. Как давно и на века сказал персонаж Аркадия Райкина, «кто у нас не работает, тот не ест». Это печальная. Но другая история.

Именно поэтому, кажется, и не стоит путать лирические истории из жизни одиночных Золушек, попавших в принцессы, одиноких гейш, отказавшихся от понижения квалификации, и женщин, борящихся за общие гражданские права. При всем желании лучших представителей мужского населения обозвать солдатских матерей «сумасшедшими мамками», бесланских женщин обезумевшими от горя сектантками, а первых в стране политических деятельниц оппозиции – дамами легкомысленного поведения, выглядят эти обвинения, в худшем смысле этих слов, по-дамски. Ведь впоследствии могут же и мечтатели о новых женских резервациях устыдиться.

Алексей Токарев